К другим жанрам чувашских песен относятся трудовые: песни строителей моста, песни сплавщиков плотов, песни бурлаков, косарей, кузнецов, жнецов, лесорубов, ткачей, вышивальщиц, пастухов и т. д.

В гостях, а также во время свадьбы полагалось петь свои песни: при встрече — одни, во время пира и при расставании — совсем другие.

Во время гуляний, игр парни и девушки исполняли молодежные песни — шутливые или грустные.

Для самых маленьких детей родители, бабушки-дедушки, старшие сестры-братья пели колыбельные песни и песни-потешки, которые поют играя с малышом, лаская его.

Дети постарше во время игр часто сами придумывали песни и сопровождали игрой на маленьких музыкальных инструментах.

Очень печальными были песни расстающихся с родиной — отходников, уезжающих на заработки в дальние края, солдат, на 25 лет уходивших в армию, а также сирот, тоскующих о своих умерших родителях.

Особыми песнями могли сопровождаться обряды молений божествам, предкам. Некоторые из таких песен позволялось исполнять только самым старым людям.

Содержание чувашских песен. Большинство современных песен сочиняют профессиональные поэты и композиторы, и часто они стараются, чтобы песня понравилась и приносила доход. В таких песнях обычно поется о любви и об отношениях молодых людей.

Народные чувашские песни слагали крестьяне и рассказывали в них о своей жизни и своей любви — любви к своей семье, отцу-матери, родне, родине.

Очень часто в народных песнях встречается два образа-сравнения. Например, это хорошо видно в древних чувашских песнях-раздумьях — çавра юрă. В переводе на русский язык это означает «закругленная песня». Круг всегда, где начинается, там и заканчивается, так и çавра юрă всегда имеет законченную мысль в одном куплете.

В этой песне жизнь человека сравнивается с облаками, а горе и радость — с солнцем и луной.

Алран кайми… С древних времен у чувашей сохранилась песня, которую называют гимном чувашскому образу жизни. Эту песню исполняли старики в самые торжественные моменты.

Существует несколько вариантов этой песни, но основное содержание их одинаково.

В этой песне хорошо видно, что для чувашей нет ничего дороже Бога, отца-матери, родни, соседей — всей Родины, а также немыслима жизнь без труда — плуг-соха вечно в руках!

Исполнение чувашских песен. Чаще всего чувашские песни исполняли в несколько голосов, как бы составляя небольшие хоры.

Один человек мог петь, например, колыбельную песню, невеста пела песню-плач, некоторые игровые детские песни могли исполнять только мальчик или девочка.

Некоторые песни пели отдельно мужчины, отдельно женщины, а некоторые — смешанными хорами.

По чувашским традициям, в исполнении песен соблюдалось правило, по которому «младшие поют о старших», то есть человек мог петь о своих ровесниках или людях старше себя, но не о тех, кто младше. (исключение составляли песни для самых маленьких). Старейшие пели о божествах.

Часто чувашские девушки специально пели более тонкими голосами, чем замужние женщины. Так как только став матерью-отцом, можно было стать как бы полноценным человеком и петь в полный голос. Вообще, в чувашском обществе очень почитались старые люди, отцы и матери.

Чувашские народные танцы. Чувашские танцы обязательно исполнялись под музыку или при хоровом пении. Свои отдельные танцевальные мелодии были для женщин, мужчин, пожилых людей, молодежи и девушек.

Исполнять танец могли в одиночку — сольный танец, вдвоем — парный танец или группой — ансамблевый танец.

В большинстве танцев мужчины и женщины не прикасались друг к другу. Только во время весенне-летних хороводов и игр молодежь держалась за руки. Считалось, что «обнимание, хватание» это грубо, некрасиво и неуважительно по отношению к женщине.

Вообще, чувашские женские танцы отличались мягкостью, плавностью, нежностью. Ноги во время танца почти не отрывались от пола, а руки никогда не поднимались выше линии глаз.

Мужские танцы были наполнены более быстрыми и задорными движениями.

Особым, очень древним чувашским танцем был танец на огне. Обычно его исполняли во время поминовения умершего. Возможно, в древности танцоры были босыми. Так описывает танец очевидец XIX века:

«…Гости сначала едят и пьют в избе, а потом выходят на улицу, где напротив дома умершего ставится невысокий деревянный столб, к которому прикрепляют свечу. Свечу зажигают и около столба разводят костер. Музыкант играет на своей деревянной скрипке, а на разгоревшемся костре начинается… танец. Танцуют до тех пор, пока огонь не потухнет. Остальные гости танцуют вокруг столба и поют ритуальные песни».

Русский писатель Н. Г. Гарин-Михайловский в своей книге «Несколько лет в деревне» описывает хоровод чувашских девушек.

«…И разговорившийся со мной старик ушел к девушкам и, очевидно, стал уговаривать их подойти ближе. Они не сразу подошли, но наконец согласились.

Я смотрел, как они подходили: уверенно, плавно, спокойно.

— Смотри, — сказал мне старик. Подойдя, девушки взялись за руки, составили большой круг и начали петь: это было такое оригинальное и пение, и зрелище, какого я никогда не видал. То есть видел на сцене, в балете, в опере. Но это был не балет, не опера, а жизнь.

Большой круг плавно и медленно двигался; девушки шли в пол-оборота, одна за спиной у другой. Один шаг они делали большой, останавливались и тихо придвигали другую ногу.

На сцене это показалось бы, может быть, выдумкой — здесь же был естественен и непередаваемо красив этот хоровод молодых [девушек].

Они смотрели перед собой и пели.

— О чем они поют?

— Без слов поют, — отвечал нервно старик, — так будут петь они, когда после смерти пойдут к Турă. Они будут смотреть прямо в глаза и на голос пойдут… Человек бедный, нет ничего, много грехов… Только на голос, на один голос, без слов пойдут, чтобы простил великий добрый Турă…

Девушки пели, а старик-переводчик, он же и жрец, говорил мне:

— Бедные чуваши мы, живем как можем. Великий Турă весну дал нам, а дочка его нам свадьбы правит.

Так и живем мы: пашем землю, круглый год работаем, а весна придет, опять веселимся. Мы любим землю. От нас обиды никому нет. Мы все весело [с музыкой, с песнями] делаем: работаем, празднуем, а смерть придет — умираем. Так мы живем. А эту вот песню только раз в год — весной можно петь: больше нельзя, грех.

Старик говорил, а я слушал.

Иногда громче поднималась песнь среди аромата полей и улетала в небо, сливаясь там с песней жаворонка, нежная песнь о промчавшемся…

Что оперы, что романсы?! Разве передадут они этот аромат вечно молодой весны и нежной тоски о проносящихся веках? Разве передадут они эту песнь народа, две тысячи лет сквозь ломку пронесшего с собой яркий образ прежней жизни? Разве можно выдумать такую песнь?..

Я пришел в себя и в ответ на их поклон снял свою шляпу и, от всей души проникнутый и сам приветом, уважением и признательностью, поклонился им».